Надежда Требушевская: Как развеять осенне-зимнюю меланхолию

В нашем северном провинциальном городке давно и прочно властвует зима…

Дни короткие и становятся еще короче. Снег, видимо, в отместку, что мы радовались нескольким тёплым бесснежным дням в октябре, всё идёт и идёт. Позёмка, когда ветер гонит снег по земле, стала обыденным явлением. В некоторые дни ветер так играет со снегом, что, идя по улице, ощущаешь себя внутри снежного кокона. Быстрей домой! Прибегаешь весь облепленный сухим колючим снегом, стряхиваешь его с себя, дома тепло… а за окном темно, хотя далеко не вечер… Ну как тут не разыграться меланхолии! И мысли грустные, и делать ничего не хочется, а уж выходить на улицу и подавно! А идти надо, дела отложить невозможно, и настроение на нуле.

А собаку и вовсе отложить невозможно! Мои дети заняты весь день, собаку надо выгулять и покормить. И выгулять бы её надо основательно, а не просто на две минуты вытолкать за дверь. И хоть бы собака была настоящей собакой! А то так себе – пекинес! Хотя я понимаю, что не права: пекинес – настоящая собака, хоть и мелконькая, и жутко волосатая: характер такой, что на трёх овчарок хватит. Не собака, а царица! Владычица морская! Именно так она себя ощущает. Но поскольку я больше двадцати лет прожила с двумя большими собаками, мне всё равно, что думает о себе пекинеска. Но, надо признать, собачка меня любит, и когда я так несколько пренебрежительно отзываюсь о её породе, мне прямо стыдно становится: как будто она прочитает этот текст и укоризненно посмотрит на меня, мол, ты нашей дружбой пренебрегаешь?

И вот я прибежала в эту снежную круговерть к собачке, прицепила ей поводок, и мы пошли гулять по улице. Для неё это счастье! Много разных следов, запахов, собак, людей. Интересно – жуть. Холодно, правда. А я ещё все время лезу в карман за телефоном, кому-то надо поговорить именно в эту минуту. Рука мёрзнет, собака на поводке мотыляется туда-сюда, машины ездят, потому что обеденное время. Глаз да глаз за пекинеской нужен. А тут снег в лицо, снег на очках, ничего не видно, телефон звонит, и еще какой-то крупный пёс к нам привязался. Лапа у него, правда, больная была, но он и на трёх хорошо бегал. К тому же лапа забинтованная: о нём кто-то заботился, значит, домашний, не такой злобный, как уличные. Но моя пекинеска в пять раз ниже пса! И задиристая… Как бы не подрались…

В общем, я всё больше и больше раздражалась. И в какую-то минуту устыдилась своего раздражения: прикрикнув на собак, обнаружила, что две морды смотрят на меня удивлённо и доверчиво, мол, на улице так хорошо, так интересно, почему ты ругаешься? Мы играем, ничего плохого не делаем… В самом деле! Я ругнулась уже на себя, успокоилась, позволила собакам играть. Но, в конце концов окончательно замёрзнув, повернула домой. Собаки теперь были позади меня, скакали и прыгали, пекинеску я с поводка не спускала, и было похоже, что волочу её домой на буксире.

Так мы медленно двигались в сторону дома, пока я не обнаружила, что что-то за спиной у меня застопорилось. Я опять разговаривала по телефону, сразу не обернулась, дёргая за поводок. Поводок не поддавался, я изумилась: не может шестикилограммовая пекинеска так упираться, чтобы её невозможно было сдвинуть с места. Я обернулась и онемела: пёс с больной лапой стоял позади меня, держа в зубах поводок, на котором болталась моя собачка. Поскольку поводок он захватил зубами почти возле самого её ошейника, а сам был высоким, то моя рыжая лохматая собачка буквально висела в воздухе, судорожно болтая лапками. При этом он изо всех сил упирался, когда я, не видя этой картины, тянула за поводок…

Конечно, я вызволила пекинеску, которая не только не пострадала, но была в восторге от такого приключения. Пёс проводил нас до дома и убежал. А у меня окончательно рассеялась меланхолия: я торжественно пообещала пекинеске, что и назавтра мы обязательно пойдем гулять!

Кажется, она меня поняла…