Актуальная тема. Впервые за последние десять лет в 2018 году, по данным Росстата, россиян умерло больше, чем родилось

Рост миграции пока компенсирует убыль населения, но и он не выход. В чем он? Об этом разговор с экспертом Института демографии, миграции и регионального развития Юрием Крупновым.

Ваш прогноз — «В 2025 году, если не восстановить естественный прирост населения, нас ждет демографическая яма». Мы в яме?

Юрий Крупнов: Дело не в моих прогнозах. Есть математика. Если мы хотим, чтобы к 2030 году мы перестали вымирать и вышли в ноль, то есть число рождений превысило бы смертность, то половина семей к 2030 году должны быть многодетными. Кстати, «нормой в России должна стать трехдетная семья» — это формула президента для нацпроекта «Демография».

Формула указа президента — вернуть за шесть лет естественный прирост и поднять продолжительность жизни до 78 лет — реальна?

Юрий Крупнов: Нет, но к ней надо стремиться.

И потому вы заявили, что нацпроект предлагает «эволюционный путь решения проблемы, а нужен революционный». Какой?

Юрий Крупнов: То, что предлагает президент — восстановление прироста населения при идущем падении рождаемости, — и есть революция. Но демография — консервативная система. Как семья. Это здорово — провозгласить нормой трехдетную семью, но новая русская норма — малодетная семья. В ней у нас один-два ребенка, или коэффициент рождаемости равен 1,7. Он определяет идущее вымирание, которое началось в 1992 году. Даже в исламских семьях в Москве, в городах Кавказа рождаемость составляет 1,8 — 1,9. За 2,2-2,4 она уходит в деревнях. Но и там это не вопрос перспектив, а вопрос отставания. Для сравнения: в Москве перестали рожать, сохраняя прирост, в 1965-м. На российском Кавказе 1965 год наступит в 2025-м.

А как же рост рождаемости 2012-2015 годов, когда рождение превышало смертность?

Юрий Крупнов: Из песни слов не выкинешь: в поздний социализм велась борьба с алкоголизмом, стимулировали многодетные семьи, неработающих женщин с детьми, матерей-одиночек. Как говорит моя супруга: «Первую дочку рожала, беременные в 80-х в коридорах роддома лежали. В 92-м, когда рожала вторую, одна в пустой палате была». В этой ситуации наш шанс — создать другой стандарт семьи, с 3-4 детьми. Причем так, чтобы родитель успел увидеть одного-двух, а лучше трех правнуков.

Но культурные тренды, в том числе на семейственность, задают не многодетные, они считаются маргиналами, а успешные однодетные семьи.

Юрий Крупнов: Культурный маргинализм — палка о двух концах. С одной стороны, это исключение, вымирающий вид. С другой — великая возможность. Для нас она заключается в том, что Россия последних десяти лет живет в противоположных трендах. Их четыре. Первый — малодетность, стремящаяся к однодетности. Второй — многодетность. У нас на 25 процентов увеличилось и растет число многодетных семей. И не только в религиозной, мусульманской или в архаичной средах, но и в бизнес- и творческой среде. У бизнеса есть средства. Понятна инерционность традиционализма, но то, что многодетные семьи появляются у ученых, инженеров IT, врачей, — это и шанс, и вызов обществу потребления с его негласным отказом от детности.

Два других тренда — чайлдфри (нежелание иметь детей) и чайлдхейтинг (отказ от детей как миссионерство) — разве не экзотика?

Юрий Крупнов: В два раза выросло число семей, которые декларируют чайлдфри как принцип. В сочетании со стандартом на однодетность, воинственными чайлдхейтерами и экономикой, которая принуждает экономить, союз вырисовывается еще тот. Накладно растить детей. Вот я, отец двоих детей, завел собаку. То болеет, то убегает, то не прокормишь, то... Поневоле задумаешься над экономическими доводами чайлдфри. Они услужливо подсказывают, что дети, особенно ранние, не дают проявиться индивидуальности личности. Да, чайлдхейтинг — пока маргинальное движение, но чайлдхейтеры стоят на том, что «дети уничтожают жизнь индивидуума», не дают, видите ли, раскрыться для себя. Это отказ и от детей, но и от инстинкта самосохранения вида.

Как вы относитесь к идее ввести налог на бездетность?

Юрий Крупнов: Он есть. Государство с малодетных — до двух детей, берет больше денег, чем с 3-4-детных. Но это должен быть не один налог, как советский на бездетность, а система мер. Она тоже есть, но разрознена. Например, многодетные родители на пять лет раньше выходят на пенсию. Есть материнский капитал — форма налоговых льгот. Вообще налоговые вычеты должны быть связаны с количеством детей.

У меня один ребенок. Это влечет налог за малодетность?

Юрий Крупнов: Отдельного налога не надо, он должен идти с точки зрения распределения доходов. Например, вычет НДФЛ идет от количества детей. Вы уже больше платите, чем те, у кого больше детей. Вы дольше будете ждать пенсию. И это справедливо. Просто нацпроект «Демография» должен это сформулировать. Кстати, несмотря на неизбежное общественное возмущение. Меня, например, за идею структурирования налога на малодетность завалили письмами гнева. Я отвечаю: «Защищая право на одного ребенка, даже на двоих детей, вы должны понимать, что защищаете право на вымирание нации».

Россия — популярное место для бесплатных родов мигрантов. Они потом или увозят детей, или сдают их в приюты. Это ресурс деторождения?

Юрий Крупнов: Роды мигрантов не превышают 5 процентов. Это каждый двадцатый ребенок. Делать из этого явления демографическую проблему — переводить стрелки с больной головы на здоровую.

Вы сторонник миграционной реформы, которая сведет к минимуму миграцию. Нам не хватает рабочих рук, а вы экономику с мигрантами называете «лопатно-технологическим укладом». Почему?

Юрий Крупнов: Я сторонник демографии — науки о воспроизводстве своего населения. Когда говорят, что в демографии есть три фактора — рождаемость, смертность и миграция, то размывают границы науки и выхолащивают суть демографии как науки о семье. Миграция — тоже отрасль науки, но с точки зрения организации воспроизводства населения миграция либо дает малый процент прироста, либо подрывает основы его национальной безопасности. Как это мы наблюдаем во Франции или США. Да, нам тоже можно привезти 10-20 миллионов рабочих рук из Китая, построить им дома, и мы экономически рванем вперед. Но к демографии это отношения не имеет. Опыт переезжающих в Россию из стран Закавказья и Средней Азии показывает, что уже во втором поколении, как и российские семьи, семьи мигрантов, становятся малодетными. Все те же полтора ребенка на семью. То же самое, плюс-минус, в Европе и США. Успешные мигранты-переселенцы перенимают социально-культурные образцы страны пребывания, в том числе семейные установки. Увы, миграция краткосрочно решает экономические проблемы, но долгосрочно усугубляет демографические.

К 2050 году китайцы могут стать вторым по численности народом России, прогнозирует демограф Жанна Зайончковская.

Юрий Крупнов: Так надо выбирать: либо искусство демографии — приоритет, либо миграционная политика как способ решения экономического развития. И то, и другое? Это искусство управления. Им надо учиться пользоваться — отслеживать мировые демографические тенденции, управлять потоками миграции, адаптировать ее. Но знать — почти везде рождаемость падает. Даже в Африке и исламском мире она еще составляет 2,5-4,7, но и там снижается. Почему перенаселенный Китай отказался от правила «Одна семья — один ребенок»? Темпы падения рождаемости ускоряются. Если начнется конкуренция за рабочие руки на внутренних рынках этих регионов, какого уровня интеллекта рабочая сила к нам поедет? Компьютерщики, биоинженеры, наладчики роботов или дворники, криминал и рабы на стройку? Нам надо делать выбор.